Тень Месея

Примерно так я для себя формулирую то, как работает время в текстах Миклоша Месея. Судьба его в литературе непроста – не зря Петер Эстерхази сравнивал его со стоящей отдельно от прочих деревьев серебристой елью, на которую всем хочется быть похожими, но ни у кого это в достаточной степени убедительно не получается. Читателю с ним трудно. На «вхождение» в его тексты уходит время: поначалу они могут казаться темными, словно ступаешь в черную, непрозрачную воду. Но постепенно нащупываешь под ногами каменистую гряду мотивов, раздвигая водоросли двигаешься за прихотливой, неожиданной историей и вдруг ощущаешь, что вода эта чиста иной, особой чистотой – и уже не можешь без нее. Мне почему-то всегда кажется, что в текстах Месея освещение больше всего похоже на сумеречный свет зимой – какой он описывает в своих письмах из трансильванских гор. Или на слепящее солнце – как на той сексардской фотографии, где писатель, спиной к камере, спускается по заросшему буйной травой и кустами склону.

Еще меня влечет к этим текстам их «растяжимость». Одно из часто встречающихся у Месея слов – tágasság – можно перевести и как «простор», «пространство», «емкость» и как «способность к расширению». У него есть даже сборник эссе, который так и называется, A tágasság iskolája, то есть, «Школа простора» или «Школа расширения».

Расширяются тексты Месея не только в пространство, но и во время, в том числе и в историческое время. Практически каждый его рассказ, эссе, повесть содержит в себе «выходы» в другие миры. Плюс каждый текст может быть прочитан разными способами (у одного из крупнейших современных исследователей творчества Месея, венгерского литературоведа Давида Соллата есть, например, изящная статья «Пять прочтений повести "Высокая школа"»- последняя вышла по-русски в переводе Ю.Гусева в 2000 г., но, изданная небольшим тиражом в Венгрии практически недоступна читателю).

С точки зрения переводчика, работа с текстами Месея – довольно специфическое занятие. Каждую фразу перекатываешь во рту, как поначалу нечто не совсем понятного происхождения, но постепенно вкус раскрывается, и надо как можно точнее его зафиксировать. При том, что у Месея есть и довольно прозрачные (что ничуть не противоречит сравнению с темной водой) тексты, но эта прозрачность, скорее, призрачность. В общем, это очень медленное чтение (и медленный перевод), процесс здесь чуть ли не важнее результата. Показательно, что, описывая здесь свои впечатления от прозы Месея, я апеллирую практически исключительно к сенсорным реакциям и не анализирую тексты как таковые, хотя желающих этим заняться немало. Интерес к творчеству Месея (особенно на волне празднования столетия с его дня рождения в прошлом году) только растет. На смену распутыванию сложных ассоциативных конструкций и поиску интертекстов, которыми так увлекалась постмодернистская критика, сегодня, среди прочего, приходит анализ постантропоцентричности произведений писателя и трансформации жанра сказки (Месей – еще и автор огромного количества сказок).

Мне же – вслед за коллегой из Словакии, переводчиком и поэтом Золтаном Чехи, описавшем свои ощущения от чтения Месея в стихотворении «"Фильм" надо было прочесть за один день» - хочется сформулировать пережитое мною в процессе перевода этого романа Миклоша Месея («Фильм» вместе с повестью «Прощение» в переводе Алины Щегловой вышел год с лишним назад в калининградском издательстве Phoca Books) тоже в какой-то не слишком традиционной форме: