Все, что было достигнуто к осени 1964 г. на пути примирения венгерского народа и коммунистической власти на основе принципа «кто не против нас, тот с нами», делало еще более актуальным разъяснение собственному народу: грядут ли изменения в политике Москвы, как и в советско-венгерских отношениях. В Будапеште хотели также понять, не явилась ли отставка Хрущева «подарком» китайскому руководству, которое занимало более радикальные позиции на международной арене, по сути декларируя неизбежность новой мировой войны. В команде Кадара очень не хотели ужесточения курса и тем более усиления прокитайского крена в политике Москвы, тем более в момент, когда Венгрия не только вышла из внешнеполитической изоляции, но и начала налаживать выгодные экономичеcкие связи с Западом, тогда как маоистский Китай, угрожавший миру своими декларациями, только что провел первое успешное испытание собственной атомной бомбы.
У подавляющего большинства граждан Венгрии не было оснований питать симпатий к Никите Хрущеву, душителю венгерской революции, однако и его очень неожиданный уход был воспринят как знак нестабильности в мире. В общественном транспорте, магазинных очередях отставка Хрущева стала главным предметом обсуждения. Растерянность и неосведомленность способствовали распространению разного рода слухов, причем и сообщения западных радиостанций не могли внести полной ясности. Местные функционеры со всей страны то и дело звонили в центр, требуя более обстоятельных разъяснений. Совсем не верилось, что причиной ухода могло стать состояние здоровья, ведь все помнили, сколько энергии было в 70-летнем Хрущеве во время 10-дневного пребывания в Венгрии всего за полгода до этого, в апреле 1964 г. Член Политбюро, курировавший пропаганду, очень ортодоксальный коммунист Иштван Сирмаи созвал редакторов газет, чтобы дать им установки: не комментируя внутренние дела КПСС, воздать должное заслугам Хрущева как в борьбе за мир, так и в развитии советско-венгерских отношений. Высказывания венгерской прессы о Хрущеве только в положительном ключе расходились с тогдашней линией Москвы и были проявлением некоторого «своеволия» с учетом особенно близких отношений Кадара с ушедшим лидером КПСС.